Неточные совпадения
Впервой пришел — его
не было.
Ну-ко,
С добра ума какую речь сказала!
Впервой пришлось Бакуле Бобылю
На царские палаты любоваться,
Да вон итти! Какая нам неволя!
Побарствуем, покуда
не погонят.
— Ну, что он? Поди, из лица весь выступил? А? Ведь ему это без смерти смерть. Как другая цепная собака: ни во двор, ни со двора
не пущает.
Не поглянулось ему? А?.. Еще сродни мне приходится по мамыньке — ну, да мне-то это все едино. Это уж мамынькино дело: она с ним дружит. Ха-ха!.. Ах, андел ты мой, Андрон Евстратыч! Пряменько тебе скажу: вдругорядь нашу Фотьянку с праздником делаешь, —
впервой, когда россыпь открыл, а теперь — словечком своим озолотил.
Пушкин просит живописца написать портрет К. П. Бакуниной, сестры нашего товарища. Эти стихи — выражение
не одного только его страдавшего тогда сердечка!.. [Посвящено Е. П. Бакуниной (1815), обращено к А. Д. Илличевскому, недурно рисовавшему. В изд. АН СССР 1-я строка так: «Дитя Харит и вображенья». Страдало также сердечко Пущина. Об этом — в первоначальной редакции пушкинского «19 октября», 1825: «Как мы
впервой все трое полюбили».]
Михеича действительно увели, и остались они втроем. Тут я всего, ваше высокоблагородие, наслушался, да и об архиерее-то, признаться,
впервой узнал. Знал я, что они, с позволения сказать, развратники, ну, а этого и во сне
не чаял. И кто ж архиерей-то! Андрюшка Прорвин, здешний, ваше высокоблагородие, мещанин, по питейной части служил, и сколько даже раз я его за мошенничества стегал, а у них вот пастырь-с! Даже смеху достойно, как они очки-то втирают!
Впервой я заметил Лизу, остолбенев от изумления, уже далеко от меня в толпе, а Маврикия Николаевича даже сначала и
не разглядел.
— Черного кобеля
не отмоешь добела.
Впервой, что ль, он пьян?
— Врете вы обе! Послушай поди, что мелют-то! Сеть, вишь, всему причиной!.. Эх ты, глупая, глупая! Мне нешто с ней, с сетью-то,
впервой возиться?.. Слава те господи, пятьдесят лет таскаю — лиха
не чаял; и тут бы вот потащил ноне, да с ног смотался!
— Шабаш… закурил… Сейчас от него. Сидит в гостинице, девчонка с ним с Пашкиной барки, и таку компанию завели — разливанное море. Всякого водкой накачивает, только пей. Я, грешный человек,
впервой разрешил у него: ошарашил-таки стаканчика три. Водка
не водка, а такое вино забористое… Любит попировать наш Осип Иваныч!
Чем от нежной кусающей яблоко девушки дышит,
Чем ветерок, набежав на Корицийский шафран,
Чем зацветает
впервой лоза, заболевшая гроздом,
Чем трава отдает, срезана зубом овцы,
Чем и мирт, или жнец араб и янтарь после тренья,
Чем благовонен огонь, ладан эосский куря,
Чем земля, как ее окропить летним дождиком малость,
Чем венок, что с волос, нардом упитанных снят,
Этим дышат твои, Диадумен, поцелуи.
Что же, если бы ты все их давал
не скупясь?
Горячо тебя полюблю, все, как теперь, любить буду, и за то полюблю, что душа твоя чистая, светлая, насквозь видна; за то, что как я взглянула
впервой на тебя, так тотчас опознала, что ты моего дома гость, желанный гость и недаром к нам напросился; за то полюблю, что, когда глядишь, твои глаза любят и про сердце твое говорят, и когда скажут что, так я тотчас же обо всем, что ни есть в тебе, знаю, и за то тебе жизнь отдать хочется на твою любовь, добрую волюшку, затем, что сладко быть и рабыней тому, чье сердце нашла… да жизнь-то моя
не моя, а чужая, и волюшка связана!
Бородкин. Что ж такое-с, плакать-то нам
не впервой-с; радости-то мало видали-с!
— Да я, дяденька, цел буду,
не сомневайтесь, — отвечал молодой солдат с веселым лицом. — Я в четырех делах был, хоть бы что! Оно спервоначалу только боязно, а потом — ни боже мой! Вот барину нашему
впервой, так он небось у Бога прощенья просит. Барин, а барин?
Тит Титыч (садится молча на стул). Фу ты, черт возьми!
Впервой отроду со мной такая беда! Меня
не уважать! Меня ругать! Меня! Брускова! Нет, погоди!
Степанида. В Москве-то всего
впервой, толку-то
не скоро найдешь; опять же время к вечеру.
Крепко в душу запавшее слово
Также здесь услыхал я
впервой:
«Привезли из Москвы Полевого…»
Возвращаясь в тот вечер домой,
Думал я невеселые думы
И за труд неохотно я сел.
Тучи на небе были угрюмы,
Ветер что—то насмешливо пел.
Напевал он тогда, без сомненья:
«
Не такие еще поощренья
Встретишь ты на пути роковом».
Но
не понял я песенки спросту,
У Цепного бессмертного мосту
Мне ее пояснили потом…
—
Впервой хворала я смертным недугом, — сказала Манефа, — и все время была без ума, без памяти. Ну как к смерти-то разболеюсь, да тоже
не в себе буду…
не распоряжусь, как надо?.. Поэтому и хочется мне загодя устроить тебя, Фленушка, чтоб после моей смерти никто тебя
не обидел… В мое добро матери могут вступиться, ведь по уставу именье инокини в обитель идет… А что, Фленушка,
не надеть ли тебе, голубушка моя, манатью с черной рясой?..
— Случая до сей поры
не выдавалось, отец Михаил, — отвечал Патап Максимыч. — Редко бываю в здешних местах, а на Усте совсем
впервой.
—
Впервой, должно быть, на пристани-то? — усмехнулся капитан. — Пароход
не дров поленница — без доверенности как его сдашь? Доверенность от хозяйки нужна, от купчихи, значит, от Масляниковой…
В лесах работают только по зимам. Летней порой в дикую глушь редко кто заглядывает.
Не то что дорог, даже мало-мальских торных тропинок там вовсе почти нет; зато много мест непроходимых… Гниющего валежника пропасть, да кроме того, то и дело попадаются обширные глубокие болота, а местами трясины с окнами, вадьями и чарусами… Это страшные, погибельные места для небывалого человека. Кто от роду
впервой попал в неведомые лесные дебри — берегись — гляди в оба!..
—
Не о чем тебе, Алексеюшка, много заботиться. Патап Максимыч
не оставит тебя. Видишь сам, как он возлюбил тебя. Мне даже на удивленье… Больше двадцати годов у них в дому живу, а такое дело
впервой вижу… О недостатках
не кручинься —
не покинет он в нужде ни тебя, ни родителей, — уговаривал Пантелей Алексея.
— Вестимо
не мое, а его сиятельства, умываться изволили, видно, позабыли,
впервой это с ними случилось, на шее-то у них я видел его, думаю образ, ан
не то… Я и тогда думал,
не нашей он веры, а образ носит, чудно показалось мне, вот-те образ… Зазноба верно какая ни на есть, а баба первосортная…
— Да, Михайло, ты можешь сослужить мне службу; никогда
не забуду. Ты голова неглупая…
не придумаю, как ныне оплошал… Лукавый, видно, попутал тебя в бабьи сплетни… правду молвить,
впервой… А может быть, и неспросту! Встань… ты ведь никому
не говорил еще о болезни верейского?